Под потолком небес - Страница 12

Так, значит, как только она возвращается в Москву, сразу начинает заниматься поиском работы. Лучше всего будет устроиться каким-нибудь менеджером по продажам. Судя по отзывам однокурсников, если правильно выбрать товар, с которым ты будешь работать, можно за довольно короткий срок получить на руки весьма приличную сумму. Или устроиться куда-нибудь в банк? Тем более что многие банки вводят у себя специальные программы для молодых специалистов без опыта работы в банковской сфере. Год-другой она поучится, а там, глядишь, и в гору пойдет.

Да, перспектива интересная, захватывающая и… волнующая. Наталья снова почувствовала себя той испуганной выпускницей, поехавшей на свой страх и риск штурмовать Москву. Тогда у нее все получилось, может быть, и в этот раз выйдет?

Заснула Наташка только в третьем часу, так и сяк взвешивая всевозможные варианты трудоустройства, прокручивая в голове текстовку собственного резюме. Последней ее мыслью было: «И все-таки надо еще будет посоветоваться с Дашкой. Что еще она мне подскажет?»

* * *

Отдых пролетел неожиданно быстро. Казалось, что только вчера она приехала к своим родным, и вот уже снова надо паковать сумки и ехать на вокзал. За время, проведенное у родителей, Наталья стала похожей на шоколадку, а вот волосы и брови выгорели и стали напоминать солому, что навело ее на мысль попробовать на досуге перекраситься в блондинку. Или сделать мелирование.

Петька все еще находился в больнице, что избавило Наташку от тяжелых и ненужных объяснений с ним. Сестренок своих она обо всем предупредила и строго-настрого наказала держаться от Петьки подальше. Они с огромными глазами выслушали ее рассказ, и заверили, что теперь будут обходить Маслобойникова за два километра дальними огородами.

На вокзал ее провожал отец с Максимкой. Отец по такому случаю даже завел свой «Запорожец», чтобы дочка не давилась в духоте рейсового автобуса. С собой Наталье собрали огромное количество маринадов, фруктов и даже дали бутылочку домашнего вина. По поводу вина Наташка тихонько посмеялась про себя: родители, видимо, наконец, решили, что их старшенькая уже взрослая. Может и спиртного выпить.

Расставаться с родными было неожиданно тяжело. Даже слезы на глаза навернулись некстати. И у отца тоже, между прочим. Может быть, именно поэтому все слова, которые они сказали друг другу на прощание, были скомканы и никому не нужны. Уже в поезде Наташка обнаружила у себя в сумочке вчетверо сложенный лист бумаги. На нем отцовским неровным почерком был выведен адрес и телефон. Батька сдержал свое обещание и дал ей координаты Ланки.

Настроение было настолько гнусным, что Наталья решительно раскупорила вино и, выпив разом почти полбутылки, легла спать. Соседи по купе посмотрели на нее как-то косо, но ей не было никакого дела до них. Пусть думают что угодно, хоть алкоголичкой ее называют. Им-то что до нее.

* * *

Москва встретила ее мелким и затяжным дождем. Прямо с вокзала Наталья позвонила Дашке (слава Богу, та оказалась дома), и отправилась к ней в гости обмениваться новостями.

Дашка провела это лето где-то в Египте, и по цвету кожи мало чем отличалась от своей подруги. За это лето она неожиданно, в том числе и для себя, начала курить, и теперь вся ее квартира была заставлена пепельницами, в которых небрежно валялись окурки сигарет, не выкуренных и наполовину.

— Дашка, ты чего, сбрендила? На фига тебе это нужно? — пристала к ней Наталья, как только подруги с комфортом расположились в кухне на мягком уголке.

— Когда выбираешь между курением и вконец испорченными нервами, то как-то склоняешься к первому.

— А что произошло?

— Да так, ничего особенного. Представляешь, что туда меня таможенники на границе просто с ног до головы обыскали, что обратно. Причем никогда такого раньше не было, ни у меня, ни у друзей, ни у родителей. То ли им кто-то ориентировку на похожую девушку прислал, то ли еще в чем-то дело — я не знаю. И это еще полбеды. В этом долбаном Египте прицепились ко мне два черных, даже не знаю, кто они были — местные или тоже туристы откуда-нибудь, и куда я не выйду — везде они. В гостинице сидеть и прятаться — так для чего же я тащилась в такую даль, спрашивается? Дня три они за мной хвостом ходили, выжидали, а потом пристали на дискотеке.

— И что дальше?

— А что дальше, я одному сумочкой по зубам отвесила, второй мне руку едва не сломал. Хорошо хоть наши ребята вмешались, отбили меня. Так те так разозлились, что куда деваться! Даже служба безопасности отеля вмешалась, чтобы их выдворить. Пришлось мне резво линять из этой гостиницы в другую, менять тур, с переплатой, естественно, и так далее.

— А после этого хоть отдохнула?

— Какое там: сидишь и ждешь, вдруг снова их морды появятся. Как на иголках последние дни провела. Только сигареты и спасали.

— А сейчас тогда чего куришь?

— Мне так легче. У меня же помимо этой злосчастной поездки еще и Эдик фортель выкинул такой, что мама не горюй! Теперь сижу и думаю, послать его сразу или пусть помучается, скотина безрогая?

— А он чего?

— Да иду тут на днях по Арбату, и тут вижу — он, с одной крашеной кралей в летнем кафе устроился. Я само собой туда же зашла, села в уголок. Пью кофе, никого не трогаю. И слушаю, что он ей втирает. Слышно, правда, плохо, да еще музыка глушит, но кое-что до меня долетало.

— Ну, рассказывай, не томи!

— В общем, выясняется, что он — свободная творческая личность, не обремененная обязательствами ни перед одной женщиной. Но ради «его птички» он готов пересмотреть свой холостяцкий образ жизни, и прочее, и прочее. Минут через двадцать мне всю эту дребедень слушать надоело. Скандал на потеху публике закатывать не хотелось, поэтому ушла я оттуда, как и пришла: по-английски. Тем более что вечером мы с Эдиком вроде как собирались встретиться.